— Нельзя сказать, что эта мысль ободряет, — заметила Рейни.
— Мэм, хуже этой мысли быть не может. — Кэплан взглянул на Куинси. — Знаете, я подумал… Поскольку изнасилование не было и оружием послужил наркотик, не следует ли нам искать убийцу и среди женщин?
— Нет, — ответил Куинси.
— Но ведь именно женщины убивают преимущественно ядом. Отсутствие изнасилования беспокоит меня. Мужчины не убивают женщину смертельной дозой наркотика только затем чтобы бросить ее труп в лесу. Мужчины — сексуальные хищники. А вы видели, как эта девушка была одета?
Куинси остановился.
— На жертве, — заговорил он, — была короткая юбка, что вполне обычно для этого времени года. Предполагать, что определенная манера одеваться побуждает к сексуальному насилию…
— Я этого не говорил! — перебил его Кэплан.
— Для хищников тут мотив не секс, — продолжал Куинси, словно не слыша его. — Могущество. Многие серийные убийцы не были сексуальными садистами. Например, Берковиц был, так сказать, чистым стрелком. Выбирал жертвы, подходил к их машине, расстреливал парочку и скрывался. Качинский довольствовался тем, что убивал и калечил с дальнего расстояния. Совсем недавно белтуэйские снайперы держали в страхе почти все Восточное побережье, стреляя по жертвам из багажника своей машины. Убийство совершается не ради секса. Ради могущества. И в данном контексте наркотики вполне объяснимы, так как представляют собой оружие контроля.
— Кроме того, — заговорила Рейни, — женщина не сможет пронести труп полмили по лесу. Такой силы у нас нет.
Они вышли из относительной прохлады леса, и солнце тут же сразило их палящим зноем, над мощеной дорогой колыхалось жаркое марево.
— Господи Боже! — воскликнул Кэплан. — А ведь еще даже не наступил полдень.
— День будет жарким, — заметил Куинси. — Плевать на академию, буду ходить в шортах, — заявила Куинси.
— И последнее. — Кэплан поднял руку. — Это следует знать вам обоим.
Рейни остановилась и раздраженно вздохнула. Куин ждал, уверенный, что услышит нечто значительное.
— Мы получили заключение токсиколога о жертве, в организме обнаружены два наркотика. Малая доза кетами— и значительно большая — несомненно смертельная — бенз— диазепина, ативана.
— Особый агент Маккормак называл оба вчера вечером, — сообщил Куинси.
— Да, — подтвердил Кэплан. — Маккормак знал, как наркотики применялись. Что скажете об этом?
Бетонные колонны на выезде из Ричмонда остались позади. Мак вел машину по шестьдесят четвертой автомагистрали между штатами, держа путь к темно-зеленым горам, резко выделяющимся на фоне светло-голубого неба, и горы постепенно приближались.
Они остановились у бензоколонки «Тексако», чтобы заправиться. Потом у магазина «Уол-Март», чтобы купить все необходимое: аэрозоль от насекомых, аптечку первой помощи, плотные носки, плитки высокопитательного концентрата, шоколад, бутылки с водой. Компас, нож и непромокаемые спички уже были у Мака в рюкзаке. На всякий случай они взяли еще комплект для Кимберли.
Когда вернулись к взятой напрокат «тойоте», Мак обнаружил на сотовом телефоне сообщение от Рея Ли Чи. Ботаник Кэти Левайн встретит их в летнем коттедже лагеря «Большие поляны» в национальном парке «Шенандоа» в половине второго. Не сказав ни слова, они тронулись в путь.
Появлялись и оставались позади города. Вдоль дороги возникали большие стройплощадки, потом постепенно исчезли. Они поехали дальше на запад, там земля раскинулась перед ними изумрудное море, и у Мака перехватило дыхание. Божественная страна, сказал бы его отец. Такой земли осталось немного.
По указанию Кимберли Мак свернул с шестьдесят четвертого на пятнадцатое федеральное шоссе, ведущее к тридцать третьему. Они проносились мимо широких полей, позади них стоял один фермерский дом из красного кирпича со свежевыкрашенной белой верандой. Миновали мо-ючные фермы, конюшни, виноградники и посевы.
За стеклами машины все зеленело, волнистый ковер квадратных зеленых полей окаймляли более темные рощи. Они видели коров и лошадей. Проезжали крохотные городки, где бросались в глаза жалкие продовольственные ларьки, старые бензоколонки и древние баптистские церкви. Городки быстро оставались позади, и они все больше углублялись в растущую тень от высокого горного хребта. Дорога медленно, но неуклонно пошла вверх.
После встречи с геологом Кимберли была молчалива. Опущенный защитный козырек бросал тень на верхнюю часть ее лица, и разглядеть его выражение было трудно.
Мак беспокоился за нее. Утром она появилась чуть свет, с впалыми щеками и лихорадочно блестящими глазами — явно не выспалась. На ней были льняные брюки, белая блузка и льняной жакет. Одежда эта выглядела строго и профессионально, но Мак подозревал, что Кимберли надела длинные брюки, чтобы спрятать под штаниной нож, а жакет — чтобы прикрыть выпуклость «глока» в пристегнутой к талии кобуре. Словом, у нее был вид женщины, отправляющейся на войну.
Мак подозревал, что на войну она отправлялась часто. Что после смерти матери и сестры жизнь для нее была, в сущности сплошной долгой битвой. Эта мысль причиняла ему боль.
— Красиво, — сказал он наконец. Кимберли передвинулась на сиденье, бросила на Мак быстрый взгляд и вытянула ноги.
— Нравятся тебе горы? Или ты городская девушка?
— Городская. Собственно, росла я в Алегзандрии, неподалеку от этих гор. Но Алегзандрия скорее пригород Вашингтона, чем Ричмонда. И мать больше интересовал Смитсонский институт, чем горы Шенандоа. Потом я поехала в Нью-Йорк учиться в школе. А ты?